Для настоящего мужчины первые минуты после пробуждения могут быть самыми приятными: он может проснуться от запаха свежего кофе, мурлыканья устроившейся под боком кошки, ласковых лучей утреннего солнца или поцелуя возлюбленной.
К сожалению, в случае наших героев приятным пробуждение поздним июньским утром в Вегасе не было определенно.
Оно пришло к ним троим постепенно, подспудно, вырывая из блаженного забытья симптомами сильнейшего похмелья. А вместе с похмельем, мощным запахом перегара, гудящими головами и страшной жаждой пришли и другие ощущения - в основном, неприятные.
Место это тоже было неприятным и незнакомым. Если Халдейские Мастера вместе со Слугами, по прибытии в Вегас, расположились с комфортом в одной из фешенебельных гостиниц, то этот отель (если это вообще был отель, а не чья-то левая квартира или, там, наркоманский притон или бордель) не тянул и на две звезды. Дешевая, видавшая виды мебель, облезающая краска, отстающие обои, какие-то окраины за окном с видом на старую красную кирпичную стену дома напротив - полный набор злачного места. И жуткий беспорядок, конечно же. Особенно бросались в глаза сорванные с окна шторы, выбитое окно, и обилие пустых и полупустых бутылок - в основном, от разных марок виски, ликеров и рома.
Когда к героям начало возвращаться восприятие, его моментально заполонил громкий, назойливый, режущий уши звук: отчаянный, пронзительный визг, в котором очень просто было опознать свинью. Хрюшка визжала совсем близко, в комнате, но приглушенно... кажется, она была заперта в шкафу.
Кровать почему-то была перевернута ножками кверху и присыпана россыпью игральных карт, так что с подбором места для сна, судя по всему, пришлось извернуться.
Наполеон обнаружил себя раздетым по пояс и втиснувшимся на старую кушетку, где с комфортом, при его габаритах, уместился бы только сидя. Под головой нашелся один ботинок, рубашка и диванная подушка, а ноги - без обуви и носков - свешивались через подлокотник. Задний карман его модных штанов настойчиво вибрировал, выдавая расположение мобильного телефона, а на самом крае сознания вместе с головной болью, тонкой ниточкой пульсировало чужое раздражение.
А вот Бофу в обнимку со второй диванной подушкой свернулся калачиком на коврике перед закрытой дверью ванной. Одет он был почти полностью, если не считать отсутствующего правого ботинка, а на лице пульсировала боль, схожая с ощущениями от крупной ссадины. Ссадины там, правда, не было - вместо нее половину лица Сэйбера украшала вытатуированная там вязь иерогрифов.
А еще у всех троих было пока что смутное, но приобретающее пугающую четкость осознание: они ничего не помнят. Как здесь очутились? Что произошло со вчерашней ночи?... Воспоминания обрывались где-то между отелем и приличным баром в центре города.
И еще, кажется (но это не точно) их должно быть здесь четверо, а не трое. Кто этот четвертый, правда, пока не совсем было ясно.