Тихий стук каблуков нарушал мирную тишину в стенах Халдеи – редкость для организации в нынешнем состоянии, когда Мастера постепенно начали возвращаться из своего долгого восстановительного сна, призывая Слуг для продолжения миссии. Эти стены наполнялись жизнью, а Эрика... Эрике просто не хватало окон, неба над головой и кроваво-красных закатов. Не хватало свежих могил, ночных кладбищ и той мертвой, звенящей тишины, которая сопровождала её едва ли не всю осознанную жизнь. Да и к тому же период восстановления и последующие события пока не отличались особым разнообразием: прошла едва ли неделя с момента призыва некромантом своей первой Слуги.

И это сводило Эри с ума по совершенно разным причинам. Прежде всего она отчётливо помнила миг призыва и то щемящее чувство в груди, которое он ей подарил. Дыхание перехватывало. Сердце пропускало удар за ударом, а после забилось в бешеном темпе от восторга.
Это определенно стояло того, чтобы упустить два года своего драгоценного времени, до последней секунды.

Однако, в отличие от большинства мастеров, которые хоть как-то уделяли напарникам внимание, Эри сразу после призыва дала Брунгильде полную свободу. Она почти никак это не обосновывала, ссылаясь на занятость да стараясь не донимать валькирию даже мелкими поручениями, но не потому, что та была ей неприятна (как такое вообще возможно?). Тут мешал второй неприятный фактор: магу было банально страшно. Она не хотела обижать Слугу такой отстранённостью, но ещё больше боялась, что Брунгильда ее не примет. И все же любопытство взяло верх.

Ведьма замечает свою подопечную в коридоре, поправляя прядь черных, как смоль, волос и лёгким шагом подходя ближе. Лансер. Брунгильда, дочь самого Одина, прекрасная валькирия. Ослепительно красива и изящна, даже слишком, как для обычного человека. Эрика знала, что валькирии забирают павших воинов с поля боя, и, знай она, что за ней придет создание столь прекрасное, непременно пала бы в бою и сама.

– Ох, Лансер, я тебя искала, – каждое движение Моретти сопровождал тихий шелест одежды – Мастер пренебрегает обычной униформой Халдеи каждый раз, когда ею можно пренебречь, а потому вне заданий, носит длинное алое платье из лёгкого, холодного на ощупь материала. Красный, красный, красный... Кровь тоже была красной. А ещё – ярость, месть и боль.
Значит ли это что её глаза были цвета боли? И кому-то тогда было б о л ь н о – ей или другим?
«Зачем я это делаю?» – вернуть мысли в нужную колею было непросто, а поймать нужную – ещё сложнее. Зачемзачемзачемзачем?
ЛансерБрунгильдапризывразговоркрасныйбольно...
Эрику охватывает лёгкая паника: неужели и вовсе забыла? Но в хаосе больного сознания подсказка всплывает сама собой, секундная растерянность быстро проходит, будто ничего серьезного и не произошло:
– Не составишь мне компанию? У меня выдался свободный вечер, а ещё есть превосходный чай, – некромант улыбается, пускай улыбку эту и не назовешь милой, скорее, наоборот. Очаровательной – да, жуткой – в какой-то мере тоже. В ее глазах мольба вперемешку со страхом отказа, пускай внешне Моретти и крайне уверена в себе.

Отредактировано Erika Moretti (2020-07-03 15:07:01)

Брунгильда не отказывает и первую секунду некроманту даже не верится: она правда не против? Но Эрика не из тех, кто долго колеблется: едва услышав согласие, она уже вырисовывает четкий план действий.
– Именно, – маг легко кивает, следя за за реакцией Лансер не менее воодушевлено, уже буквально с последних сил стараясь устоять на месте. Впрочем, в таких усилиях не были нужды:
– Тогда, с твоего позволения, – Эрика мнется едва ли секунду, после осторожно (и совсем легко, уж точно не причиняя боли) взяв валькирию за руку, только так позволяя следовать за собой. Даже попытайся сейчас Лансер возразить, вряд ли маг прислушалась бы.

У некроманта холодные, почти ледяные руки, будто это и не живой человек вовсе, но на сердце у девушки вдруг расцветают теплые, нежно-синие цветы. Брунгильда не отказала ей, даже несмотря на то, что со стороны они были такие ужасающие разные. Мрачная, темная, почти что кровавая Эрика, с вспышками красного, и ослепительная, спокойно-светлая Брунгильда. Или правильнее нежно-печальная? Маг провела с подопечной слишком мало времени, чтобы утверждать наверняка. Тишину коридоров Халдеи снова нарушает стук каблуков, однако теперь Эри идёт не одна, отнюдь.

Она даже легко открывает для Лансер дверь, ожидая, пока та войдёт, и благосклонно позволяет валькирии осмотреться, несколько мгновений стоя в дверях, а после тихо прикрывая их.
Сразу стоит отметить, что да, Эри была ведьмой и некромантом, но ее комната не утопала в лужах крови, и человеческих останков там не было, к удивлению. Единственным, что отличало это пространство от жилого пространства других Мастеров, был беспорядок, но не в том плане, что в комнате было грязно, скорее... Все вокруг было излишне переполнено информацией. Куда бы не посмотрела дочь Одина, ни одной свободной стены: повсюду разноцветные яркие стикеры, какие-то рисунки и схемы – и это-то в век технологий, когда целые тома книг помещаются в ладошке. Были даже ноты, много строк на латыни. Изображения человеческих органов, выведенные с поражающий точностью чернилами от руки.

У самой кровати в коробке на полу ещё больше листов, старая книга, свечи и даже начатая пачка сигарет – каким-то немыслимым образом Моретти одним своим существованием нарушала существующие порядки и это сложно было не заметить. Мыло. Ржавый нож. Авиабилет на стене у изголовья кровати: авиалинии British Airways, рейс с Бостона, штат Массачусетс, США, в аэропорт Хитроу, в Лондоне; и сразу рядом – целый ряд вырезок из сигаретных пачек «курение убивает». Стопки бумаг даже на полу.

Нормальному человеку сложно было даже банально сконцентрироваться в подобных условиях, особенно, когда он попадал сюда впервые, однако Эрика не только умудрялась найти, что где лежит, но и чувствовала себя вполне комфортно.
– Располагайся. Будь как дома, – жестом Мастер показывает Слуге "присаживайся" в сторону кровати, всё-таки стул у нее был только один, увы. Но, дом, какое странное слово. Почему люди вообще так говорят? Быть может потому, что дома им хорошо и уютно? Или потому, что дома ждёт семья?
У Эрики тоже была семья, разумеется. Может, Моретти даже любила своего отца, несмотря на строгость и внешнее равнодушие. В детстве ей хотелось верить, что он любит свое дитя, как и любой другой, но Эрика давно выросла и более не питала надежд на подобные сказки.

Она уже даже не нервничает, не боится, но, пожалуй, малость волнуется: Брунгильда может неправильно понять ее неделю тишины, с последующей резкой попыткой сблизиться. От того Эрика подходит к небольшому столу, опираясь о стенку спиной, и слегка склоняет голову набок, пальчиком изящно проводя по краешку подноса, с небольшими чашечками на нем же и чайником в тон. Посуду эту она предусматрительно одожила у своего ближайшего коллеги – мистера Шалтиэля, у него же был конфискован и чай, благо мужчина особо сильно не протестовал. Что до баночки кофе... Она принадлежала непосредственно Эрике, а потому тут и возмущений быть не могло.
– Предпочитаешь чай или кофе? – а знает ли Лансер каковы они на вкус вообще? Эрика замолкает на несколько секунд, обдумывая тот факт, что скорее всего нет, и едва слышно вздыхает. А уже дальше, неожиданно чуть мягче продолжает, будто размышляя:
– Мне, к примеру, куда больше нравится кофе, но тебе, Лансер, я бы советовала попробовать чай, – Моретти изучает валькирию несколько секунд немигающим взглядом кроваво-красных глаз, а после берет со стола стоящую там миску и протягивает Лансер (тут, стоит отметить, постарался уже не Джеремия, а сама Моретти, заботливо озадачавшаяся любимым лакомством на кухне).

С этого ракурса отчётливо видно, что тонкие бледные руки Эрики от запястья до локтей полностью исполосаны тонкой паутинкой шрамов. Одни из них куда более свежие и яркие, другие наоборот. Была даже линия с едва запекшейся на кровью – ранение наиболее новое, однако, Эрика игнорировала сам факт его присутствия и странное состояние ее кожи в целом.
– В любом случае придется немного подождать, а потому пока угощайся, – посудина с ярко-красными, сочными ягодами, настоящее украшение комнаты, теперь готова была перекочевать в руки Брунгильды, и Моретти выглядела так, будто не примет отказа.
В миске была клубника.

Что же, пожалуй, все шло на удивление гладко: Брунгильда никак не осуждала обстановку ее комнаты, Брунгильда даже не возражала против предложенных напитков... Впрочем и не выказывая какого-либо согласия. Некроманта в какой-то мере расстраивает подобное равнодушие, но расстраиваться долго нет ровным счётом никакого смысла: это хоть и ранит, но, скорее всего, такому безразличию виной одна лишь Эрика. Она сама-то вот только сейчас умудрилась обозваться к Лансер, хотя с момента призыва прошла немало времени. Так что, если кто-то и виноват в том, что валькирия так спокойна и холодна, то только ее Мастер.
Но Брунгильду вовсе нельзя было назвать замкнутой или молчаливой: не походит и минуты, как Лансер задаёт первый свой вопрос касаемо даже не нового лакомства.

– М? Ах, ты об этом, – некромант улавливает ту секундную задержку в поведении Слуги и почти сразу понимает ее причину: руки Эрики действительно притягивали лишние взгляды, вызывая ненужные вопросы, а потому, обычно, ведьма не обращала никакого внимания на чужую реакцию в отношении своих шрамов. Но Брунгильда...
Эрика самую малость смущается, однако подобная забота, хоть и вызвана неправильной трактовкой Слугой ситуации, крайне приятна магу. Никто прежде даже предположить не мог, что это – дело рук не самой Эрики. В голове даже мелькает шальная мысль: сказать, что ей действительно угрожают, создать эту несуществующую угрозу, получая таким образом желанное внимание.

– Благодарю за беспокойство, однако нет, – и не будь Брунгильда так опекающе-нежна, Эрика непременно так и поступила бы, однако вместо этого она совсем мягко качает головой. Не за чем тревожить валькирию подобными глупостями, особенно учитывая, что и обман-то рано или поздно всплывёт. И если первое заботило Ведьму мало, то второй аспект мог негативно сказаться на их дальнейшей работе и сотрудничестве, а уже это было крайне нежелательно.

Моретти теперь мнется несколько секунд: Эрике почему-то очень хочется обзавестись кофтой, натянуть рукава получше чтобы запястья не были видны – после того вопроса шрамы более не казались чем-то незначительным. И ведь, если подумать, то почему так отреагировала только Лансер, валькирия, что ее некромант знает всего ничего? Почему собственный отец девушки, когда она ещё была младше, не обращал внимания на подобные вовсе не мелочи? Маг, впрочем, знала ответ на до риторического простой вопрос: ему было глубоко плевать. Но почему тогда было не плевать прекрасной деве, забиравшей воинов из поля брани? Этого Моретти не знала, но очень хотела бы узнать, вопреки устоявшемуся мнению. Это казалось ей важным.

Обдумывая и сохраняя в памяти произошедшее, она все же останавливается на чае, делая выбор за девушку и заливая листья горячей водой. Подвигает стул и, закидывая ножку на ножку, расслаблено садится напротив валькирии да сама берет одну из сочных, ярких ягод. В этом положении ее и застаёт новое проявление любопытства, никак не дерзости.

– Возможно, потому, что я тоже в какой-то мере несчастливая, разве что, не валькирия, а женщина, – Эрика улыбается снисходительно, так, будто находит подобное смешным или же забавным: вопрос Брунгильды кажется ей даже милым. Моретти на секунду замолкает, думая о чем-то своем и рассматривая ягодку в руках. Красная, даже ярче чем кровь, глаза Эрики и ее платье, превосходный оттенок не сравнимый даже с цветом свежей плоти – слишком живой.
Тонкие губы мягко касаются сладости, Эри откусывает кусочек и на секунду прикрывает глаза, после куда более серьезно смотря на Лансер и меняясь в тоне. Все же разумеется, она была знакома с личностью призванной ею Героической души и трагической судьбой, настигшей Лансер.

– Да и в конце концов, ты все ещё старшая из дочерей Одина, более того, валькирия. Я горжусь тем, что призвала тебя, Брунгильда.